над небом голубым

"Russian Journal" <russ@russ.ru>

Алексей Хвостенко
Я вообще не хотел уезжать

Алексей Хвостенко (http://zvuki.ru/A/P/151/) уехал из России больше
двадцати пяти лет назад. Первые пятнадцать лет речь о возвращении на
родину идти не могла. В середине девяностых Хвост задумался. На рубеже веков
мы ждали обещанных совместных концертов "Аукцыона
(http://www.auktyon.ru/)" с давним федоровским приятелем и соавтором
Хвостом. Концерты срывались: апатриду Хвостенко, проживающему в Париже, не
давали российскую визу; Федоров (http://www.leonidfedorov.ru/), как
мог, в одиночестве пел "Орландину" на два голоса. Этой зимой Хвосту не то
что визу дали, его одарили сразу российским паспортом.

Он приехал в Москву только что, слегка растерянный и очень приветливый.
Превращение Москвы 70-х в Москву 2000-х, казалось бы, должно
основательно изумлять, но он не производит впечатления ошеломленного человека.
Первую встречу с собственными внуками, метаморфозу времени, пространства
и людей он воспринимает как должное. Не знает имен современных
музыкантов, не уверен, что его в Москве кто-то помнит (во время концертов залы
набиты битком). Договариваясь о встрече, несколько раз уточняет у
друзей адрес дома, в котором поселился, и по этому же почтовому адресу
просит прислать ссылку на опубликованное интервью. Эти рассеянность,
приветливость, витание где-то над небом голубым кажутся явлениями совершенно
литературного порядка; какое, мол, милые, у нас тысячелетье на дворе? Но
при этом ни малейшего позерства, никакой игры в этом нет. Он может себе
это позволить. Человек, до краев наполнявший "блаженное бессмысленное
слово" своих песен музыкой, сумел предугадать все новейшие тенденции и
веяния. Хвост со своими вздохами, междометиями, намеками и аллюзиями на
все на свете архетипы актуален как никогда. Все прочее - изящная
словесность.

Русский Журнал: Первый вопрос понятен. Как вам здесь? Как Москва?

Алексей Хвостенко: Вполне. Мне очень нравится, что я приехал. У меня
наконец-то это получилось, потому что несколько раз мне было отказано в
визе, а сейчас я распоряжением Путина непосредственно получил паспорт
Российской Федерации и могу теперь ездить спокойно, сколько захочу.

РЖ: И после стольких лет оказалось...

А.Х.: Оказалось очень хорошо. Я уже дал один концерт в клубе "Китайский
летчик Джао Да (http://www.jao-da.ru/)". А потом еще на выходных я с
"Аукцыоном" одну песенку спел, это было непреднамеренное мероприятие. Я
пошел послушать их концерт, а они меня на сцену вытащили, попросили им
подпеть немножко. Я подпел... ну и завис потом. Общались с "Аукцыоном"
чуть не два дня после этого.

РЖ: Вы эмигрировали в 77-м году, уехали в Париж. Эмиграция 70-х годов -
это ведь, скорее, Израиль, позже Америка, Германия. Как получилось, что
вы уехали во Францию?

А.Х.: А я и уезжал по израильской визе. Мне сделали приглашение друзья
из Израиля, но я в Израиль не собирался. Ох, мать честная, что это?
Землетрясение?

РЖ: Да нет, грузовик проехал...

А.Х.: Ничего себе! Ну да, и сначала я приехал, как все, в Вену. А потом
можно было ехать в Рим и ждать там своей судьбы, а можно было остаться.
Я предпочел остаться, потому что там собралось довольно много моих
друзей, потом я еще с галереей одной законтачил, работал в ней и довольно
долго в Австрии прожил. А потом меня друзья пригласили в Париж, а я
собирался ехать в Нью-Йорк, было там какое-то предложение насчет работы. Но
приехав в Париж, я понял, что из этого прекрасного города я никуда
больше не поеду. Так и остался. Что для меня, конечно, большая удача... В
Америке я бы, наверное, себя чувствовал совсем по-другому.

РЖ: Некоторые ваши коллеги тоже эмигрировали. Герасимов
(http://www.jazz.ru/pages/gerasimov/) вот вернулся и живет теперь здесь,
концерты дает регулярно. Анри Волохонский
(http://www.russ.ru/krug/20021029_kalash.html), наоборот, в интервью
говорит, что не только не вернется, но даже и погостить не приедет -
незачем. Как вы для себя решаете эту проблему?

А.Х.: Ну, я решил, что, конечно, менять свою жизнь в третий раз я не
буду, не перееду окончательно в Россию, но я собираюсь здесь бывать
довольно часто. И это для меня очень важно. Потому что много разных проектов
намечается - в театре, в музыке. Ведь я не только музыкант, я ж еще
художник и скульптор...

РЖ: А вы себя воспринимаете в первую очередь как музыканта? Поэта?
Художника?

А.Х.: Знаете, а я не разделяю. Все это я считаю и называю музыкой - как
древние. Вот у нас сейчас намечается проект с "Аукцыоном". Мы хотим
сделать либо "мультифильм", либо, может быть, спектакль для детей по
пьесе, которую мы написали с Анри Волохонским довольно давно, еще в 60-е
годы, называется она "Первый гриб". И там много всяких песенок. Потом есть
проекты, связанные с музыкой непосредственно, с записью дисков.
Основная моя цель - театр, об этом я больше всего сейчас думаю. Я пишу пьесы
сам. И кто их будет ставить - ничего пока не знаю. Мне надо
сориентироваться, посмотреть, чего у вас тут происходит, кто что делает в театре.
Может, я вообще сам ставить буду, потому что в Париже я сам ставлю свои
пьесы. У меня там в течение пяти лет был маленький клуб, подвальчик
такой. Я его превратил в камерный театр мест на сорок. Приходят, в
основном, конечно, русские, эмигранты. Но и французы заходят. У меня последним
директором была кореянка, она приводила своих друзей...

РЖ: Знающих русский?

А.Х.: Нет, нет, совсем нет. Они просто так... внимали, музыку слушали.
Русские приходят забавные. Кто-то приходит просто как в театр. А кто-то
- на меня посмотреть. Меня даже некоторые друзья стали звать живым
классиком. Шутка ли - я с самим Бродским
(http://www.bz.spb.su/brodsky/index.html) был знаком! Есть на что
посмотреть. Ну, а я действительно был близко знаком с Бродским, мы дружили
очень, когда нам было по двадцать с небольшим лет. В течение лет
двух-трех общались практически каждый день, пока его не посадили, беднягу. Меня
тоже по этой статье дурацкой судили, за тунеядство. Но меня признали
сумасшедшим. Посадили в сумасшедший дом и держали там полгода, еще
инсулиновую терапию проводили! В 65-м году это было.

РЖ: И после этого вы только через двенадцать лет уехали.

А.Х.: Да я вообще, если честно, не хотел уезжать. Меня Анри с толку
сбил. Ему по еврейскому делу диссертацию защищать не давали, и он в ярости
сказал, что в гробу он видал всю эту страну. "Хвост, - говорит, - если
ты поедешь, я тоже поеду". А мне было все равно, я был один тогда. Ну,
поехали, говорю. А в результате его-то выпустили сразу, а меня еще
четыре года в отказе почему-то держали. А когда пустили наконец, уже надо
было ехать, раз так. И так получилось, что все-таки основное наше
сотрудничество было здесь. Хотя и заграницей мы встречались, я к нему в
Израиль ездил, и сейчас он в Тюбингене на пенсии - видимся иногда.

РЖ: А насколько вам удается следить за тем, что здесь с музыкой
происходит?

А.Х.: Да трудно сказать, практически не удается ни за чем следить...
Современный процесс куда-то ушел от меня, надо признаться. Ну, вот с
"Аукцыоном (http://www.russ.ru/culture/song/20040109_mv.html)" я давно
дружен, потом я с покойным Цоем (http://www.kinoman.net/) был знаком, с
Петей Мамоновым (http://www.russ.ru/culture/20030627_mamonov.html),
правда, он сейчас, говорят, совсем в себя ушел.

РЖ: А с Гребенщиковым (http://www.aquarium.ru:8080/index.html)?

А.Х.: Ну, с ним мы виделись очень много, и в Питере, и в Москве, и
заграницей встречались, в Париже, в Нью-Йорке. Не представляю я, что он
сейчас делает. Там-то русской музыки практически нет. Какие-то диски мне
иногда друзья привозят, но вот Гребенщикова - нет. Вот я буду в Питере
сейчас, наверное, мы с ним увидимся.

Вообще как-то так получается, что я с современной музыкой не очень
знаком. Любимая моя музыка это, пожалуй... венецианское барокко. Ну и джаз,
конечно. Я большой его поклонник. Джона Колтрейна люблю, Майлза Дэвиса.

РЖ: В тот момент, когда вы начинали писать, в ходу были тексты
идеологически насыщенные, ваши коллеги писали песни-манифесты. Ваши тексты с их
глоссолалией, со звуковыми играми, как ни странно, скорее сейчас будут
поняты и приняты публикой.

А.Х.: Да, тогда были такие прямые высказывания, был ярко выраженный
протест. Ну, я прежде всего поэт, а музыкант - это уже после... Хотя я вам
тут говорил, что я не разделяю, но все-таки, наверное, поэт я в первую
очередь. И большинство песен были написаны как стихи. И поэтому в мое
время они и не воспринимались. Нужна была эта оппозиция. Потом как-то
все меняется, временные вопросы уходят. А тогда не вполне просто было.
Практически никто из моих друзей-музыкантов меня не понимал. Когда я им
предлагал петь по-русски, меня просто на смех поднимали, говорили, что
русский язык совершенно не приспособлен ни для джаза, ни для классики,
ни для рок-н-ролла. Правда, о рок-н-ролле я поначалу и не думал, это
стечение обстоятельств меня привело на эту волну, это все благодаря
"Аукцыону". Я-то просто под гитарку пел...

РЖ: Ну, вы пели под гитарку, но это тоже не КСП было, не бардовская
песня.

А.Х.: Нет, не бардовская, хотя меня и приглашали на всякие их сборища,
фестивали... Не участвовал никогда. Жанр мой вообще-то сложно
определить. Вот меня в Израиле обозвали дедушкой русского рок-н-ролла.
Дедушка-то я дедушка, но рок-н-ролла ли? У меня двое внуков в Москве, вот увидел
их впервые. Одному год, другому шесть лет, взрослый человек уже. Пел со
мной на концерте.

РЖ: В ваших песнях часто встречается тема пира, радостного такого
выпивания. И в интервью проскальзывало, что, если выбирать, то для вас жизнь
- это, конечно, пир, а не тризна. Есть ли какие-то ориентиры - в
мифологии, в литературе, - которые для вас особенно важны?

А.Х.: Ну, безусловно, конечно. Откуда ж мы можем черпать наши сюжеты,
если не из мифологии? Это и Гомер, и Данте, и Шекспир, и Пушкин. И
совершенно отдельное значение для меня приобрел Хлебников, которого я считаю
величайшим поэтом двадцатого века. Странно сказать, а ведь
действительно со многими классиками, со многими людьми, которые сейчас к пантеону
причислены, я просто дружил.

РЖ: А дружба с ними не располагает к тому, чтобы самого себя считать
классиком?

А.Х.: Да нет, что вы! Какой я классик. Живу себе и живу.

P.S. Уже после интервью, прощаясь в коридоре, мы слышим доносящийся с
кухни женский голос: "Леш, ты освободился? Тут до тебя какой-то Троицкий
дозванивается, тебе это о чем-нибудь говорит?"

Беседовала Анна Немзер (http://www.russ.ru/authors/annnemz.html)